Священноисповедник Александр Державин

Священноисповедник Александр Державин

Дни памяти:

5 февраля  (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

25 марта

Священноисповедник Александр родился 13 августа 1864 года в селе Зеленцино Клинского уезда Московской губернии в семье священника Сергея Ивановича Державина. В 1880 году Александр окончил Звенигородское духовное училище, в 1887-м – Вифанскую Духовную семинарию.

В том же году он был рукоположен во священника к Богородице-Рождественскому храму в селе Александрово Звенигородского уезда Московской губернии. Здесь он прослужил десять лет и в 1897 году был переведен в Троицкий храм в селе Троицкое того же уезда.

В 1929 году, во время гонений на Русскую Православную Церковь, ОГПУ запланировало произвести аресты и в селе Троицком. 2 января 1930 года после обыска, без предъявления священнику какой-либо вины, он был арестован и отвезен на станцию “Кубинка” и помещен до прибытия поезда в отдельную комнату как арестант. В 5 часов утра прибыл поезд до Москвы. С вокзала в закрытом автомобиле он был доставлен на Лубянку в ОГПУ. 3 января 1930 года отец Александр был допрошен. Следователь вел дело вяло, мало чем интересовался, зная, что священника арестовали в рамках борьбы безбожного государства с Церковью, и сам спросил его, знает ли священник, за что его арестовали. Отец Александр, несколько удивившись такой постановке вопроса, ответил:

– Я не знаю, за что меня арестовали. Антисоветской агитации я не вел, и вообще стою в стороне от политики.

– Заходит ли кто к вам и вы к кому заходите – по дружбе, по соседству или как к единомышленникам? Перечислите, кто и как часто.

– Заходит бывшая наша прислуга попить чаю и иногда переночевать, больше ко мне никто не заходит.

– Кто из верующих прихожан заходит к вам больше чем другие и по каким делам?

– Заходит иногда староста прихода по делам церкви. Например, заходил, когда обокрали церковь в начале октября, и мы с ним вместе разыскивали пропавшие вещи в лесу.

– Почему вы направились в лес на поиски, а не еще куда-нибудь? – спросил его следователь.

– Потому что женщины принесли ризы от икон, переданные им охотниками в лесу, – ответил священник.

На этом допросы были закончены, и священника отправили в общую камеру.

В течение января следователь допрашивал свидетелей, один из них показал: «Священник Александр Сергеевич Державин явно настроен против советской власти. На собрании верующих, где присутствовало 62 человека, по вопросу о ликвидации церковного совета выступил и говорил: “Никакой общины организовывать не нужно, она у нас есть. Сейчас по деревням председатель Троицкого сельсовета ходит по домам и переписывает, кто верует и кто не верует. Это товарищи делают потому, что они нам не верят. Мы даем наши сведения, кто в наших списках записан не за страх, а за совесть, а большевики наоборот – не за совесть, а за страх”. Больше никаких выступлений я с его стороны не замечал. Политическая физиономия Державина очень скрыта и изучению поддается с трудом. Я лично считаю, что арест Державина был преждевременный и бесцельный. На арест Державина население смотрит как на гонение на веру, а не как на арест какого-то контрреволюционера».

Свя­щен­ник Алек­сандр Дер­жа­вин. Москва, Бу­тыр­ская тюрь­ма. 1930 год

13 февраля 1930 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Александра к трем годам ссылки в Северный край.

После приговора отец Александр еще месяц просидел в тюрьме и уже 15 марта был отправлен этапом в Архангельск. В Архангельске провел ночей пять, но эти ночи, как записал впоследствии отец Александр в дневнике, “для меня были тяжелее Бутырской тюрьмы. Дни и ночи я проводил в доме сезонника – ночлежка грязная, народа ссыльного в доме масса, грязь страшная, пьянство, разврат, вши одолели. Воровство, буйство. Наконец всем священникам дали паспорта на жительство в Часовенском сельском совете на реке Лодьме в 25 верстах от Архангельска”.

Отец Александр вместе с другими ссыльными священниками Николаем Златоустовым и Федором Воскресенским наняли в городе подводу и 23 марта прибыли в Часовенский сельский совет. 24 марта поселились на жительство в деревне Кондратьево в доме крестьянина. Поскольку по возрасту отец Александр уже не мог устроиться на физически тяжелую работу, а другой за большим количеством ссыльных не было, пришлось жить только посылками и деньгами, которые присылали дети. Из-за отдаленности места ссылки, почтовые переводы приходили нерегулярно, посылки порой разворовывались, да и получить их можно было только в то время года, когда не было распутицы. По этой причине часто приходилось голодать, терпеть лишения. У отца Федора Воскресенского положение было еще хуже, он практически ни от кого не получал помощи, поэтому отец Александр, чем мог, помогал собрату.

Храма в Кондратьево не было, это очень сильно угнетало. “Все-таки тяжело жить на свете без веры в Бога и людям. Везде и во всем Божия воля”, – написал в день Святой Троицы отец Александр в дневнике.

Летом пришло распоряжение ехать в Архангельск, поскольку власть решила изменить место отбывания ссылки тем из духовенства, кто не был задействован на физически тяжелых работах.

10 июля 1930 года место высылки было заменено на Коми АССР Усть-Цильмский район. Вместе с отцом Федором и Николаем они 14 дней прожили в Архангельске и 14 дней добирались до Усть-Цильмы. Здесь начали искать квартиру. И, наконец, нашли на два лица клоповник. Здесь, в Усть-Цильме, 14 августа впервые за многие месяцы сходили в храм. “Слава Богу, что есть где помолиться, легче душе”, – записал отец Александр. 18 августа он исповедовался и приобщился Святых Христовых Тайн.

В конце августа среди ссыльного духовенства прошел слух о том, что всех нетрудоспособных священников (около 100 человек) из Усть-Цильмы хотят выслать в верховье Печоры в деревни за 300 верст на реку Шар. “Не знаю, перенесу ли это путешествие, многие священники и сейчас лежат еще в больнице от сыпного тифа и чувствуют себя плохо. Трудоспособные будут посланы на лесопильный завод на работы. Везде беда и скорби”.

22 августа отец Александр в очередной раз пошел отмечаться в ОГПУ, где ему сказали, что из Усть-Цильмы он должен ехать на жительство в деревню Усть (верст 35 от Усть-Цильмы). “Что делать, воля Божия. Из моих товарищей никого со мной не назначают, приходится жить одному. Посылается со мной священников человек двадцать”.

По приезде оказалось, что храма в селе нет, живут раскольники-старообрядцы беглопоповского толка. По дороге отец Александр застудил ноги. Здоровье священника стало еще более расстраиваться. Он начал понимать, что два года в таких условиях он навряд ли проживет. Отец Александр поселился в одном доме со священниками Алексеем Никольским и Георгием Троицким, также ссыльными. Квартира, в которой поселились священники, приглянулась местному учителю, поэтому духовенство заставили с нее съехать и искать новую.

29 октября 1931 года от брюшного тифа умер священник Георгий Троицкий. Чтоб рассчитаться за гроб, пришлось продать местным жителям подрясник и сапоги отца Георгия. Отец Александр отпевал его; в девятый, двадцатый и сороковой дни поминовения ходил служить панихиду на его могилу.

20 марта 1932 года удалось причаститься Святых Христовых Тайн.

В конце марта все ссыльное духовенство в округе было вновь собрано в Усть-Цильму и направлено на жительство в другие места. Вместе с отцом Алексеем Никольским они просились остаться в Усть-Цильме. Им разрешили. Из-за дороговизны квартир, сдаваемых в наем, пришлось поселиться в 4 км от Усть-Цильмы в селении Коровий Ручей.

31 мая 1932 года пришло распоряжение из ОПТУ, чтобы отец Александр явился в Усть-Цильму с вещами. В ОГПУ ему объявили, что он должен отправляться в местечко Зигрнь.

Сын отца Александра Петр написал письмо в ОГПУ, что согласен взять отца на иждивение. Срок наказания подходил к завершению и 2 января 1933 года истек. Однако никто в округе не получал разрешение выбыть домой. Не получил его и отец Александр.

4 марта отец Александр причастился Святых Христовых Тайн. По той ли причине, что он надорвался или от переохлаждения, начались сильные боли в животе. Поехать к фельдшеру он не смог, было очень холодно. С каждым днем боли усиливались, и состояние здоровья становилось хуже.

25 марта 1933 года священник Александр Державин умер. На похороны отца поехал сын Виктор. Погребен отец Александр, вероятно, в селе Зигрнь. Точное местонахождение могилы неизвестно.

6 апреля 1933 года постановлением Тройки ОГПУ отцу Александру было разрешено свободное проживание.

Память священноисповедника Александра совершается в день его кончины 12 (25) марта, а также в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских 25 января (7 февраля), если этот день совпадет с воскресным днем, а если этот день не совпадет с воскресным днем, то в ближайшее воскресенье после 25 января (7 февраля).

Источники, использованные при составлении жития:

1. ГАРФ. Ф. 10035. Д. №49441. Священник Александр Державин был реабилитирован 16 января 1989 года.

2. Дневник священника Державина Александра Сергеевича (1930-1933). Рукопись.

Впоследствии все эти события священник так вкратце описал в своем дневнике: «С 1-го на 2-е в моем доме в 10 часов ночи был произведен обыск бывшим избачом села Михайловского… в присутствии понятых… и милиционеров. Все книги… письма и вещи были перерыты, и много пустяковых бумажонок было взято с собой. После обыска без предъявления какой-либо мне вины я был арестован и отвезен… на станцию Кубинка и помещен до поезда в отдельную комнату как арестант. Тяжел был для меня этот первый арест невинно. В 5 часов утра с поездом отправлен был в Москву и с вокзала в закрытом автомобиле отправлен был на Лубянку в ОГПУ… Об этом описывать не буду… Мне был допрос один раз, но вины какой-либо не предъявлено, и допрос был недолгий… 5 января, в воскресенье, в темной клетке автомобиля отправлен был в Бутырскую тюрьму и после обыска помещен был в камере № 70, коридор № 16, где просидел до 15 марта 1930 года. О пребывании в тюрьме писать не буду. В Бутырках один раз вызывал меня к себе следователь и предъявил мне статью закона 58, пункт 10, то есть агитация против советской власти, и 13 февраля Комиссия ОГПУ приговорила меня к ссылке в Северный край на три года. После приговора я просидел в тюрьме еще месяц и 15 марта этапом был отправлен в Архангельск. Пробыл я в Архангельске ночей пять, но эти ночи для меня были тяжелее Бутырской тюрьмы. Дни и ночи я проводил в доме сезонника – ночлежка грязная, народу ссыльного в доме масса, грязь страшная, пьянство, разврат, вши одолели. Воровство, буйство. Наконец, всем священникам дали паспорта на жительство в Часовенском сельсовете на реке Лодьме, в двадцати пяти верстах от Архангельска.

1 мая. Утро. Встал в половине шестого, мороз –6 градусов. Санный путь еще хороший. Здоровье мое… лучше, а в сердечной полости все еще продолжается небольшая боль. Тюрьма и ссылка свое берут, а равно и одиночество. Видно, нужно теперь и подчиниться воле Божией.

Из Холмогор пришло триста человек казаков-донцов на сплав леса по Лодьме, голодные, слабые, едва ноги свои передвигают. Что-то будет с нами, если у нас не будет хлеба.

18 июня дневные известия, то есть 10 июля всех вызывают в Архангельск с вещами.

1 августа старого стиля. После месячного моего молчания и скитания четырнадцати дней по Архангельску… с большими невзгодами, начну опять, находясь в Усть-Цильме, свою убогую запись. По приезде в Усть-Цильму все время искали квартиру и наконец временно нашли на два лица, клоповник. Ныне, 1-го, ходил в храм к литургии. Слава Богу, что есть где помолиться, легче душе. Ох, как тяжело мне будет жить одиноким, оторванным от семьи и от другов моих плюс детей. Одна надежда на Божие милосердие.

13 августа. Утро, ясно и тепло. Сегодня святителя Тихона Задонского чудотворца, день моего рождения. Окончил топить печь. Хочу помолиться, прочесть Господу Иисусу акафист, Утешителю в скорбях.

22 августа. Встал, пишу рано. Сейчас ходил на отметку и услышал, что я из Усть-Цильмы назначаюсь в деревню Усть, верст тридцать пять от Усть-Цильмы. Что делать, воля Божия. Из моих товарищей никого со мной не назначают, приходится жить одному. Посылается со мной священников человек двадцать. Пришел на пароход в три часа вечера. Взял билет за свои деньги. Пароход сверху не приходил до семи часов вечера. Народу много было пассажиров. Вещи свои перенес на пароход, тяжело. Пароход не шел всю ночь, утром пошел.

23 августа. Приехали в Усть часов в 12 дня. Дождь, грязь. За подводу до деревни в шесть верст втроем заплатили девять рублей с прибавком. Бывшую ночь не спали, а день весь был в суете, устал, едва дошел до деревни. Уснул на полу порядочно. В доме чисто и тепло. Деревья на крутой горе и речке… храма нет. Квартиру постоянную еще не сняли, но найдем. Ныне председатель хотел нас выгнать на работу, лес окатывать. Пошел дождь, отменил. Мы трое не хотели идти, так как осуждены в ссылку, а не на принудительные работы.

30 апреля 1931 года. Христово Воскресенье. Тепло. Чувствую в себе слабость и в ногах, и в руках, есть кашель, все не проходит после гриппа… силы падают, должно быть, скоро надо расставаться с жизнью. Помоги, Господи, покаяться.

11 марта 1932 года. Ветер и холодно. Тревожный слух идет о нашем выселении в Усть-Цильму, а потом куда-то дальше из Усть-Цильмы. Что-то будет к 1 апреля. Действительно, нас требуют к 30 марта в Усть-Цильму, а куда оттуда пошлют, не знаю.

12 марта. Весь день прошел в беспокойствии и тревогах. Вот что получили вместо отпуска домой – перегонку в другую деревню, неизвестную.

15–16 марта. Мороз. Сборы в Усть-Цильму. Ночевали отцы… идет ссыльных очень много.

31 мая. Ветер и ясно. Сегодня из ОГПУ получена сельсоветом бумага, чтобы я явился в Усть-Цильму 3 июня с вещами, в ОГПУ. Куда меня высылают, не знаю. Жутко становится. Помоги мне, Царица Небесная.

1 июня. Идут у меня сборы к отправке, но куда опять отправляют, неизвестно. Придется мне, должно быть, поголодать нынешний год.

1 января 1933 года. Тепло, идет снежок небольшой. Пробыл в ссылке три года. Сегодня срок трехгодичный, а отпусков никому еще нет…

2 марта. Небольшой мороз. Немного побаливает желудок.

4 марта. Мороз и ветерок. Сегодня приобщился Святых Таин. Благодарение Богу.

10 марта. Опять сильный мороз с ветром. Ну уж северная зима в 1933 году, будешь помнить ее. Живот все мучает меня болями… сильными. Пожалуй, будет плохой исход болезни, и помочь нечем.

19 марта. Мороз несильный. Почти всю ночь не спал, боль живота… У меня, кажется, грыжа от натуги и подъема дров…»